Елена Зеленова: история нашего чуда

Ребенок — это начало начал, альфа и омега семьи. Ребенок долгожданный, выпрошенный, вымоленный — это центр мира и пуп земли. Елена Зеленова свою дочку Лерочку и выпросила, и выходила. И после всех сомнений, мучений, слез и раздумий у нее осталась одна чистая радость: «Это мой ребенок, и я вправе делать так, как лучше ему».

Несколько лет я безуспешно пыталась забеременеть, и вот чудо произошло — я беременна! Идут первые недели беременности, окрашенные переживаниями и ожиданием — как-то будет?! Наконец-то! Сердечко прослушивается! Но плацентация низкая, и врач говорит, что нужно лежать. Нужно — значит, лежим. Учитывая мою ситуацию с постоянной угрозой выкидыша, УЗИ мне делали каждые две недели. В 19 недель на три недели легла на сохранение в Центр акушерства и гинекологии им. Кулакова. Узнала, что будет девочка. Счастлива была этой новости так, что слов не найти — мы же с мужем очень хотели девочку, и уже пять лет назад даже имя ей придумали!

Делают доплерографию — оказывается, что кровоток от плаценты к ребенку почти нулевой. Прохожу курс плазмофареза — улучшение есть, но незначительное. После выписки раз в неделю езжу на доплер, каждые две недели — на УЗИ. И вот однажды во время одного из таких осмотров все и началось…

Роды

Доплер говорит, что кровоток нулевой (одно обнадеживало — кровоток ребенка был), УЗИ показывает, что у плаценты последняя стадия старения. Аркадий Михайлович Стыгар, врач, который делал УЗИ, честно предупреждает, что у ребенка есть максимум несколько дней. Я в панике, мозг отключается — все, что было дальше, помню сквозь туман. Хорошо, что со мной весь этот путь проходила акушер-гинеколог Ирина Викторовна Тимошина. Она связалась с профессором Ларисой Михайловной Комиссаровой. Профессор сказала, что нужно готовить к кесареву сечению. Лежу в предродовой, позвонила родным. Муж приехал в центр. Мама дома — плачет (она у меня тоже врач, все понимает). У врачей консилиум. Прямо с вокзала приезжает Лариса Михайловна, она возвращалась из Казани с конференции. Подготовили все для детской реанимации. Потом взяли меня. В ту минуту, когда достали ребенка, ухожу в сон.

Первое утро

Очнулась в послеоперационной, про ребенка боюсь спрашивать, потому что понимаю, что с таким сроком и расчетным весом по УЗИ в 650 граммов шансов нет. Приходит Ирина Викторовна и говорит, что ребенок жив, весит 695 граммов, вырос до 32 см.

А у меня никаких чувств нет. Плачу, не переставая, от жалости к себе, про ребенка стараюсь не думать.

Первая встреча — ползком в реанимацию

Спустя сутки меня перевели в палату. Болит все, шов на матке сделали большим, потому что ребенка нужно было доставать быстро. Проревела еще сутки. Наступил третий день. Приехала Ирина Викторовно и сказала, что сейчас пойдем к ребенку. А я не понимаю, зачем. Говорю ей, что все болит, что я не дойду, и вообще, в чем смысл моего похода к ней?

Она настаивает, и я ползу в детскую реанимацию.

Там нас встречает дежурный врач Екатерина Николаевна Балашова. Подводит меня к кувезу, плотно закрытому одеялком, и приоткрывает его.

Я не была готова к такому.

В горле встал ком. Я не выдержала и выскочила из палаты.

Ребенок реально выглядел как эмбриончик на картинках, большая непропорциональная головка, очень тоненькие ручки, ножки, почти прозрачная кожа. Я подумала, что не может быть, что такой ребенок сможет выжить. Но я начала ходить к ней, и девочка моя жила.

Валентина Леонидовна, лечащий врач моей девочки, каждый день разговаривала со мной — о том, как мне важно прийти в чувство, как важно надеяться и думать уже не только о себе, что это мой ребенок – моя дочь, которой очень-очень нужна мама. Она объяснила мне, что надо спрашивать, чтобы узнать состояние ребенка (так я узнала про сатурацию).

Лера открыла глазки

Детки лежали в кувезиках, а врачи им имитировали внутриутробную среду, их смазывали специальной эмульсией, так как они быстро теряли влагу, из пеленочек им делали гнездышки, чтобы им было также уютно, как у мамы в животе, и накрывали кувез плотными одеялами, чтобы было также темно. Детки постоянно были с врачами и медсестрами, все обращались к ним по имени, с нами возились как с маленькими, и называли нас мамочками. Отделение реанимации стало родным, я почти привыкла к Лерочке, она открыла глазки, и я стала рассказывать мужу про нее. Он очень хотел ее увидеть, но у меня было такое огромное чувство вины, что я ему сказала, что к ребенку в реанимацию нельзя. Хотя пап пускали, и врачи считали, что общение с папой ребенку тоже очень важно. Выписываться я не хотела, потому что едва достигла хотя бы малейшего равновесия. Но выписаться все-таки пришлось, и тогда меня снова одолела паника. Почему я должна ехать домой одна, без ребенка? Что я буду делать дома? Как я буду видеться с ребенком, как я буду узнавать, что с ней?

Встреча папы с дочкой

Дома я сцеживала и замораживала грудное молоко, каждый день отвозила его в сумке-холодильнике в центр и полдня проводила с ребенком. В первые выходные после выписки мы поехали в центр вместе с мужем, и он начал умолять дежурного врача показать ему ребенка. Реакция мужа была

Первые болезни, лучшие врачи и странные чувства

На 19-ый день у Леры началась пневмония недоношенных, ее интубировали, и дышал за нее аппарат. А у нас снова начались переживания за ее жизнь и будущее здоровье. Валентина Леонидовна приезжала к ней по выходным.

Знаете, я до сих пор не могу забыть, насколько искренне врачи бросаются на помщь детям, точно это наши общие дети, у них и отношение к их маленьким пациентам было как к родным. Это удивительно, просто удивительно.

Через 4 дня аппарат отключили, и Лерочку поддерживали просто кислородом через канюли.

У Леры была еще и ретинопатия недоношенных. При ранней диагностике она лечится закапыванием в глазки. Нам повезло, к нам приезжал для консультаций, наверное, лучший окулист в России Петр Петрович Скрипец.

Лера набирала вес, в кувезик ей разрешили поставить маленькую иконку, предложили принести музыкальный блок от детских мобилей. Мы с ней даже опробовали метод кенгуру: я сидела на стуле под специальной лампой-обогревателем, Лерочку клали мне на грудь, она тут же пригревалась и засыпала. Врачи говорили, что это очень важно для мамы и ребенка. Надеюсь, что Лерочке это было важно, потому что чувства у меня были странные. Она была такая крохотная, что я от страха за нее даже дышала через раз.

Еще раз про еду. Наши маленькие радости

Оказалось, что у «Нестле» есть препарат, который повышает калорийность грудного молока, но в России его не было, а в центр кто-то передал, и деткам его добавляли. Обидно, что мы сами не могли купить такой препарат, потому что знакомых за границей у нас нет. Но нашлись добрые люди и с нами поделились.

Врачи нами были довольны, в центре мы были уже полтора месяца, Лера стала концентрировать взгляд, была почти кислородонезависимая. На УЗИ головного мозга стало понятно, что мозг сохранен. Но весила она еще маловато — 1300 граммов и не могла сама есть (сосать нельзя, так как это сильное напряжение). И пока она оставалась на зондовом кормлении, ее нельзя было выписать домой. Но мы больше не нуждались в реанимации, и нас готовили ко второму этапу выхаживания, чтобы набрать вес до 2-2,5 кг.

Второй этап выхаживания — набираем вес, качаем права, ищем пустышки

На второй этап выхаживания нас перевезли в НИИ педиатрии. Мы собирались сюда на 2-3 недели, и нам пообещали, что здесь можно лежать вместе с ребенком. Оказалось, что жизнь может быть очень разной. В НИИ педиатрии к ребенку меня не пустили (первый шок!!!). Сказали, что положат меня в понедельник (перевели ребенка в пятницу), меня не пускали к ней 3 дня, я вообще не знала, что с ней происходит, грудное молоко предложили привозить в одной банке. Потом выяснилось, что молоко всех мам сливали в одну емкость, стерилизовали и кормили всех детей. Еле дожила до понедельника, прибежала в больницу, мне закатили кувез с Лерой и ушли. И я поняла, что не знаю, как обращаться с ребенком, которого нельзя доставать из кувеза. А врачи дали схему кормления ребенка, показали, где лежат препараты, которые я сама должна была ей давать, предварительно смешав с молоком и загрузив самостоятельно в линеомат.

Это было ужасно. Лера плакала круглосуточно, за три ночи я спала раза три по 1 минут, все остальное время сидела около кувеза и качала ее на руках, не доставая из кувеза. Руки отваливались. Кормить по схеме я не могла, потому что май был очень жарким, и молоко в зонде сворачивалось. Ребенок перестал нормально дышать, начался понос и жуткие газики, ничего не помогало.

Муж позвонил Валентине Леонидовне. Она перезвонила мне и начала наш разговор с фразы, с которой я теперь иду по жизни: «Лена, это ваш ребенок, и вы вправе и обязаны делать так, как лучше ему». И я начала настаивать, чтобы ребенку вернули привычную схему кормления через каждые 3 часа, а не раз в 5 часов по часу! Настояла на анализе на лактазную  недостаточность. Оказалось, что именно она была причиной слез. Я ненадолго начала доставать Леру из кувеза. Заведующая отделением разрешила нам днем обходиться без кувеза, и нам принесли кроватку. Лера начала опять прибавлять в весе, и мы попробовали кормить ее из бутылочки. Оказалось, для таких крох нет пустышек — даже самые маленькие не помещались в рот, а «кружочек» вокруг соски полностью закрывал нос.

И тут нас поджидали новые неприятности. В три месяца у Леры пропал сосательный и глотательный рефлекс. Через дней пять она начала посасывать, но глотать так и не начала, зато научилась запихивать пальчик под зонд (он был приклеен лейкопластырем к щечке) и выдергивать его. Так мы провели еще полтора месяца. Заведующая разрешила снять зонд. Девочка моя меня не подвела. Первые два дня она в весе не теряла, но, правда, и не набирала. Потом процесс наладился. И наконец-то весом 2400 граммов нас выписали домой!!!

Я не пережила бы все это в одиночестве, но врачи из центра Кулакова деток своих не бросают, они были на связи со мной и заведующей отделением в НИИ педиатрии.

Мы дома!

И вот наконец мы дома, дома и стены помогают. Счастья моему не было предела, наконец-то я вернулась домой, как положено, с малышкой. И конечно, первым человеком, который нас навестил дома, была Валентина Леонидовна. Так закончилась наша борьба за жизнь, и надо было начинать развиваться. Выписались мы домой в 3,5 месяца, и все что мы умели — это неуверенно и недолго держать голову.
Я не знаю, как смогла все это пережить. Возможно мне было бы морально легче и я бы чувствовала себя мамой с момента рождения ребенка, если бы я знала, что у таких детей есть надежда на выхаживание.
В первый же день мы пошли гулять, это было так круто — идти с коляской!!! Все друзья и соседи поздравляли, дарили подарки, нас все ждали и переживали. С гордостью позвонила в детскую поликлинику сообщить, что мы родились и мы дома.
А вес по-прежнему еще был небольшим — 2 300 граммов, и нам надо было наблюдаться у многих специалистов. Из-за продолжительного приема антибиотиков к нашей лактазной недостаточности добавился дисбактериоз. От постоянного напряжения была большая пупочная грыжа (не оперировали, сама прошла). До 8 месяцев мы пользовались газоотводной трубочки, самой избавиться от газиков у малышки не получалось. Животик болел постоянно, ребенок почти не спал, постоянно орал (не плакал, а именно орал), вместе с дочкой не спала и я. Жили мы вместе с мамой, помогала и мама, и муж, но они работали, и я это прекрасно понимала. Грудное молоко пропало в 5 месяцев, я перевела Леру на безлактазную смесь, с животиком стало чуть-чуть полегче.
Днем дочка спала только на улице, дома укачать было невозможно, а если и получалось, то просыпалась через 5 минут. То есть я вела здоровый образ жизни — два раза в день прогулки на свежем воздухе по 2,5-3 часа быстрой ходьбы.  Свободное от сна время Лерочка проводила только на руках.
Самой большой проблемой оказался поиск специалистов — мы живем в Подмосковье и ездить в Москву с нашим беспокойным чудом мы не могли. В нашей поликлинике нам помочь даже не пытались. К кардиологу можно было записаться только за 3-4 месяца, ради нас никто исключений не делал, к окулисту и невропатологу (которые менялись каждые полгода) мы даже не пошли, никто не настаивал.
Всех специалистов нам помогли найти врачи из центра им. Кулакова. К ним мы ездили на УЗИ головного мозга, пока не зарос родничок, к невропатологу, здесь нам помогли найти контакты окулиста и кардиолога. И наш любимый педиатр Валентина Леонидовна была 24 часа в сутки с нами на связи, сама часто к нам приезжала и даже ездила к специалистам (не перестану удивляться, почему одним врачам все равно, а другим, таким, как она, нет. Не бросают своих деток в центре). Массажиста мы нашли в нашем городе, и прошли 3 курса массажа до года дома, потом дочка уже не давалась.

Маленькие радости, которые становятся большими

В принципе все специалисты были нами довольны. Первый год очень важен в жизни и развитии ребенка, об этом мне твердили все, поэтому я постоянно разговаривала с дочкой обо всем, что видела, пела (голоса у меня совсем нет,
так же, как и слуха, и Лерочка это очень быстро поняла. Как только я начинала петь, смотрела на меня с удивлением. Я решила не мучить ребенка, включала музыку). Но, правда, всегда засыпала, когда ей бабушка пела песню про Щорса. Я помню, что ы с братом тоже под эту песню хорошо засыпали.
Наши усилия были вознаграждены — в 8 месяцев Лера села сама, в 9 месяцев поползла и встала на ножки, но выяснилось, что мышцы к вставанию оказались не готовы. У нас была паховая грыжа, которую мы прооперировали в Филатовской больнице в 11 месяцев. Пошла Лера в год и два месяца. В это же время вырос и первый зуб, потом они пошли очень кучно. К году говорила отдельные слова. Весила 5980 граммов. На первый день рождения с утра мы ей организовали  торжественное взвешивание. Лысенькой была лет до двух. Из-за маленького веса первым прикормом были каши на безлактазной смеси, потом овощные и фруктовые пюре. Есть всегда отказывалась — во время еды вся семья устраивала просто театральные представления и концерты. Первый раз сама попросила еду в 4 года. Прививаться начали в 2 года.
С 2 лет начали болеть респираторными заболеваниями и отитами, в 4 года удалили аденоиды, иначе ребенок рисковал оглохнуть. Найти хорошего ЛОРа было трудно, но нам повезло, и мы до сих пор обращаемся только к ней.

Наши друзья. Наши лета, зимы, весны и осени

У нас много друзей с детками нашего возраста, Лерочка окружена друзьями почти с самого рождения. Это замечательно. Мы все праздники и дни рождения проводим в больших веселых компаниях. Она очень любит животных, лучшим другом был наш пудель Стив, он чувствовал за нее ответственность с первого дня, как только мы оказались домой. Бросался к ней по первому писку, сбивая всех на пути. Позволял ей делать с собой все, что угодно.  Сейчас у нас дома есть собака и две крысы, у бабушки тоже живет собака, всех животных Лера считает своими членами семьи, и они ее тоже очень любят. Сейчас просит еще котика и попугая и частенько мечтает о тигренке и верблюжонке. Правильно говорят, дети — главный стимул в жизни. Благодаря нашей крошке у нас теперь хватает время и на театры, и на лыжи, и на коньки, и на велосипедные прогулки. Лера катается на лыжах и коньках с 3 лет, на велосипеде сидит с года. Ей все интересно, она все хочет попробовать. С 4 лет ходим на рисование и на гимнастику (не профессионально, но очень серьезно). С 5 лет начали заниматься английским языком.

Сейчас Лера учится во втором классе. Учится хорошо, получила одну четверку по русскому за триместр, рыдала крокодильими слезами, твердо настроилась получить отличную оценку. Мы принимаем активное участие в жизни школы, танцуем (я тоже — что не сделаешь ради счастья ребенка), поем, участвуем в сценках, во всех спортивных мероприятиях и походах. Я считаю, нам крупно повезло с учителями — они очень активные. Одноклассники Леру любят, часто помогают поднять стул, донести портфель. Случались уже и любовные истории, страсти кипят нешуточные:).

Не знаю почему, но дочка очень стеснительная и сомневающаяся в себе, очень зависит от мнения окружающих. Но мы работаем с этим. Мы смотрим на нее с такой любовью и восхищением, что дух захватывает от избытка чувств. Мы счастливы, что она наша ДОЧЬ. Она уникальная. Самая милая и лучшая девочка на свете. Наше сокровище и подарок, который, мы надеюсь, заслужили!!!